Эпитафия на могильной плите: «Спи спокойно, дорогой...
Эпитафия на могильной плите: «Спи спокойно, дорогой товарищ. Факты не подтвердились».
Предложили мне работу - торговать на лесоторговый магазин в один из райцентров края. Далековато, но в советские времена устроиться в такое место можно было только по очень большому блату. Когда я впервые увидел склад, на котором мне предстояло что-то заработать, меня поразила громадная чёрная гора посреди двора. По всем склонам горы была жиденькая поросль амброзии, цикория и лопухов. Видимо почва была не самая подходящая для дендрария. Действительно, земля была слишком кислой, ибо это была вовсе не земля, а трёхсоттонная куча угля, который собирался годами и не был востребован населением.
Уголь всегда был на особом учёте у нашего государства, и следили за его реализацией все. В магазин давали список всех жителей района. На каждый двор отпускалось строго по две тонны стратегического топлива. При продаже строго обязательно надо было выписывать накладную, где указывалась фамилия покупателя, его домашний адрес, отпускаемое количество, цена и сумма. Но лимитировалась продажа только угля крупного, марок АК (антрацит крупный) и АО (антрацит орех). В гораздо больших количествах поступал в продажу очень мелкий уголь марки АС (антрацит семечка). Слишком мелкий уголь плотно забивал печные топки и не горел. Вот и накопилось этой семечки такая гора. По этой причине, никаких ограничений на продажу этого угля не было.
Короче, говна для родного народа правителям было не жалко. Каждый мог купить сколько захочет, тем не менее, при продаже этого самого говна, выписывать накладную надо было обязательно. Вообще, этот уголёк можно использовать в котельных, где тяга достигается наддувом, но продавать организациям было запрещено категорически.
Первое время я привыкал, знакомился с обстановкой и людьми. План выполнялся спокойно, определённые мысли, насчёт угольной горы, у меня уже зародились. Дело не в том, что мне очень в тюрьму захотелось. Эта громадная, неопрятная гора стала моим личным врагом. Со своими подножиями и отрогами она заняла почти половину территории. Некуда было складировать пиломатериал. Грузовики, разворачиваясь, всё больше растаскивали этот угольный порошок по двору. В суxyю ветреную погоду во рту чувствовался кислый, противный вкус, в дождь покупатели бросали на эту чёрную кашу доски и топали по ним. Доски становились чёрными и их никто не хотел покупать.
Однажды приехала из конторы начальница и поведала, что по вине двух магазинов райпо не выполняет план. Очень просила постараться сдать побольше выручки, перекрыть недовыполнение плана. Мой план созрел давно и я решил рискнуть.
Поехал в один из колхозов, с председателем которого я был в хороших отношениях и предложил купить для их котельной хорошо знакомую ему гору угля за наличный расчёт. Он выразил уверенность, что посадят нас обоих. Я поклялся, что никогда ни на каком допросе не назову адрес, куда делся уголь. На следующий день нанятые со стороны экскаватор и два Камаза начали энергично расправляться с противной кучей. Выручка для спасения плана была, но для сдачи её в кассу необходимо было понаписывать гору накладных, свидетельствующих о том, что уголь был продан населению.
Ночью спать не пришлось. Поначалу легко вспоминал фамилии знакомых селян, их адреса и «отпускал» им по две-три тонны. Дальше пришлось выдумывать фамилии и адреса станиц и хуторов ближайших районов края. Выдумывал, писал, пересчитывал суммы и материл тех идиотов, которые придумали эту несусветную глупость. Ну почему при продаже миллионного ассортимента других товаров нет необходимости спрашивать у покупателей их фамилии и домашние адреса? Это ведь не тот уголь, который распределялся в исполкомах особыми списками, которые утверждались в райкомах. Эти дурацкие бумажки сошьют в толстые бухгалтерские книги и отправят в архив. Никогда, никто ни при какой погоде, даже не вздумает читать этот бред, или даже просто просматривать. Единственное, что сделают – проверят суммы в сводных реестpaX.
Часам к двум ночи у меня уже полностью иссякли остатки фантазии, а от злости уже хотелось выть. И вдруг пришла простенькая идея, как быстрее закончить этот каторжный «мартышкин труд». Я стал писать фамилии, всем известных тогда, знаменитостей и здорово расширил географию своих продаж. Первым таким «покупателем» неликвидного угля оказалась гражданка Пугачёва А. Б. Свои три тонны она отвезла прямиком в Москву, куда-то на Шаболовку. Нона Гаприндашвили поехала на Камазе с углём в Тбилиси на проспект Церетели. Анатолий Карпов порадовал своих родителей, которые жили в далёком Златоусте. Не знаю, были ли какие осложнения в Шереметьево у Виктора Корчного, но вице чемпион мира по шахматам свои три тонны уголька рискнул везти в Швейцарию, в Цюрих. Ну, бывший советский шахматист оказался единственным зарубежным покупателем. Вполне хватало советских артистов, спортсменов, видных политических и общественных деятелей.
Когда начало светать, я уже подбил суммы, написал сводный реестр, и с чувством глубоко исполненного долга отправился в бухгалтерию с выручкой и документами к ним. Как обычно сверили сумму в реестре с выручкой, и понесли радостные вести о том, что выполнен квартальный план реализации и о том, что население неожиданно раскупило всю-всю кучу «семечки».
Выглядела эта молниеносная продажа трёхсоттонной кучи неликвидного дерьма весьма подозрительно. Посыпались вопросы, на которые я отвечал, что всем посетителям говорил, что по слухам, в этом году по причине частых аварий на Донбассе, поступлений угля не будет совсем. Народ, якобы с перепугу, расхватал то г@вн0, что было. У нас в стране все привыкли к тому, что такого рода слухи всегда стопроцентно подтверждаются. Территория магазина стала чистой и просторной. Все доски были сложены в штабели. Работать стало приятней и легче стало вести учёт.
Года два спустя, когда я уже давно уволился и покинул станицу, меня вдруг срочно вызвали в бухгалтерию сельпо. Когда я туда заявился, на меня все женщины глядели, как на смертельно больного. Оказывается КРУ делало плановую проверку и кто-то, совершенно случайно, открыл сшив с накладными двухлетней давности и на глаза попался «документ», подтверждающий факт продажи угля гражданке Гаприндашвили, проживающей в столице Грузии. Стало интересно. Почитали остальные бумажки и, радостно потерев замаранные многочисленными взятками ладошки, ласково попросили объяснений.
Новому, к тому времени, председателю сельпо не оставалось ничего, как вызвать меня для объяснений. Вопрос поставлен был конкретно – куда я дел уголь? Я ответил, что если случайно сохранились в бухгалтерии старые накладные, то можно, просмотрев их, установить кому и сколько было его продано. На ехидный вопрос, откуда в станице появилось столько знаменитостей, нуждающихся в xpеновом угле, пришлось объяснять, что в лицо я мало кого знаю, а фамилии и адреса писал в накладные со слов покупателей. Даже если у меня самого тогда и были сомнения в правдивости данных, требовать паспорта я не имел права. Итак, если возникла необходимость проверки фактов продажи именно этим лицам, видимо, нужно вызвать всех подозрительных покупателей в этот кабинет и потребовать от них объяснительные. Лично для меня нет никакой разницы, кто покупает хлеб и спички, одежду, обувь, уголь. Чтобы не возникали подобные вопросы, надо готовить и давать во все магазины страны списки всех граждан, кому разрешена покупка неликвидных товаров.
Сельповцы с удивлением приоткрыли рты. Видимо, нечасто им приходилось выслушивать наглые азы юридического ликбеза, первой заповедью которого является правило – признание смягчает вину, а непризнание освобождает от ответственности.