Стояло чудесное зимнее утро в сосновом лесу. По...
Стояло чудесное зимнее утро в сосновом лесу. По заснеженной лыжне, вкусно хрумкали лыжи егеря Михалыча, подбитые шкурой олешка. Олежкины также были на леснике унты и штормовка. На ветках кедрача надрывались пичужки, в дуплах трещали орешками белки, где-то вдалеке тр@хая железобетонную мачту освещения, надсажался дятел. Михалыч дул дальше распространяя за собой запах «шипра» и только что выдутого шкалика самогона. Щёки Михалыча раскраснелись от мороза, а нос естественно - от самогона. Всё дышало в лесу единением и спокойствием. Михалыч уже заканчивал настораживать волчий капкан, когда за его спиной сначала кто-то кашлянул, а затем раздался возглас:
- Ну и с.ка же ты Михалыч!
Михалыч от неожиданности пустил шептуна и начал шкрябать правой клешнёй по отпечатанному в снегу профилю автоматической «Сайги», вот только что лежавшей там. Не найдя карабина, Михалыч начал поворачивать голову в сторону говорящего и от увиденной картины пустил уже два дуплета «шептунов»: оперевшись на его «Сайгу», и хитро оскалясь, меж двух осинок стоял матёрый волчище… «манда Терентьевна!» – пролетели титры в черепке Михалыча – «опять «тормозухой» самогон бадяжыт! В прошлый раз белки говорящие, а теперь вот волчара!
-Сам ты волк позорный, Михалыч! - сказал серый волк… Значицца всех зверушек извёл лесных, а теперь всё на мою шкуру повесить хошь???
Михалыч побледнев щеками, начал сползать по стволу кедра и воткнул заднюю часть новейших ватных штанов в алчную пасть капкана. Капкан смачно защёлкнул челюсти, обхватив стальными зубами натруженные ягодицы Михалыча. Лес замер и притаился до самой весны от вопля егеря. По зимнику пёрли КАМАЗы, гружёные лесом. Обгоняя их летел Михалыч, сгоняя лесовозы с зимника своим рёвом. За егерем подпрыгивая на наледи спешил обломок кедра, прикованный к капкану цепью.
А зимний лес обходил серый волк, в Олежкиных унтах и лыжах с автоматическим карабином системы «Сайга» за спиной. Вечерело…