Начну с истории из моей практики. Дело было в конце...
Начну с истории из моей практики. Дело было в конце 70-х годов, я, в составе огромного сбора турсекции одного из харьковских институтов, очутился в ущелье Махар. Шел второй день похода. Позади остались нарзанные источники, где одна из групп, поленившись идти за водой к ручью, сварила борщ на нарзане, мужественно его съела, а потом всю ночь оглашала окрестности стонами. Участники сбора растянулись по крутой лесной тропе, ведущей на поляну Трехозерка. В середине этой толпы хрипел под рюкзаком и я, не уставая удивляться способности лямок моего нового "зеленого друга" бесконечно удлиняться. Когда я очередной раз остановился с целью укоротить лямки, сверху по цепочке прошла команда:
"Всем мужикам снять рюкзаки, сложить их в кучу и, оставив это дело под присмотром девушек, ждать". Чего ждать - не сказали. Минут через десять ситуация прояснилась - сверху к нам спускалась группа наших товарищей, волокущая носилки с пострадавшим. Только пострадавший был какой-то странный: упакованный в спальник, откуда торчала лишь его голова, и крепко притянутый к носилкам основной веревкой, он извивался, пытаясь ослабить эти путы, как одержимая дьяволом девочка из фильма "Экзорцист", который я посмотрю лет через пятнадцать. Окрестности оглашались... поскольку словосочетание "ненормативная лексика" войдет в обиход позже описываемых событий, напишем, как было: окрестности оглашались отборнейшим матом.
Дело оказалось в следующем: некоторое количество опытных туристов, исполнявших роль руководства сборов и спасотряда, заехало в район на пару дней раньше, в разведку, так сказать. На Трехозерке их накрыл дождичек, они отлеживались в палатках больше суток, заскучали и, за неимением груш, которые можно было бы околачивать, прибегли к другому русскому народному развлечению: стали пить спирт. Спирт быстро кончился, и ничто не предвещало беды, когда один из вкушавших стал вести себя как-то неадекватно. Поначалу все решили, что человек просто чудит со скуки, но когда он изорвал палатку ледорубом и принялся охотиться на своих товарищей, совершенно не узнавая их при этом, стало ясно, что алкоголь и высокогорье сыграли с парнем дурную шутку. К счастью до того, как его стреножили, он не успел никого травмировать, собутыльники упаковали испортившийся организм по всем правилам, связали носилки, и вот теперь мы, огромной гурьбой, потащили хлопца вниз, к турбазе "Глобус".
Старшие ребята организовали все грамотно, народу на подменку хватало, поэтому волокли мы носилки очень быстро, не уставая удивляться той энергии, с какой наш "пострадавший" мешал нам его нести. В скором времени мы уже бежали по грунтовой дороге, приближаясь к тому месту, куда наше руководство надеялось подогнать машину. Виновник торжества, в конце концов, затих в своем "паланкине" и вел себя спокойно, как и подобает в подобной ситуации.
Мы уже вышли на финишную прямую своего "забега", когда навстречу нашей процессии попалась туристическая группа, состоявшая, почему-то, из одних девушек. Крупные были такие дамы, рельефно обтянутые хэбэшными тренировочными костюмами. Из обязательных туристских аксессуаров, помимо бесформенных зеленых рюкзаков, они были снабжены одинаковыми белыми войлочными шляпами и неподъемными альпенштоками типа "оглобля".
"Женский батальон" взирал на приближавшиеся носилки со смешанным выражением любопытства и благоговения на лицах. Мы сближались в полной тишине, было слышно лишь хриплое дыхание транспортировщиков. Уступая нам дорогу, девушки сошли на обочину, где выстроились на манер роты почетного караула, как бы салютуя мужественным спасателям своими "оглоблями". Их лица приняли скорбно-торжественное выражение, ибо волокли мы затихшего шалуна так же, как и спускали по тропе - ногами вперед. Но в тот самый момент, когда носилки оказались на уровне девичьих лиц, наш буян, воспользовавшись ослабшей веревкой, привстал на носилках (всклокоченная борода, безумные глаза - красавец!), окинул взором "почетный караул" и спросил, громко и ясно: "Что, шлюхи лагерные, вылупились?... живого не видели?"
Когда утих гадкий смех носильщиков, я оглянулся на оставшийся позади девичник. Под полями белых войлочных шляп зияли бездны распахнутых в изумлении ртов.