Когда я слышу эту незамысловатую песенку, невольно...
Когда я слышу эту незамысловатую песенку, невольно вспоминаю своего соседа Бориса, как будто с него она была написана.
Вообще, для меня до сих пор остается загадкой, отчего блудливых мужиков с оттенком восхищения награждают красивыми эпитетами: жуир, бонвиван, ловелас. В то же время женщин, за те же слабости, обзывают самыми обидными словами: шлюха, шалава, а чаще всеобъемлющим словом б... Но эту задачу пускай решают феминистки, я только констатирую факт.
Борька женился рано на бывшей своей однокласснице, невысокой, пухленькой Лариске, трогательной, как хомячок. Между молодыми накануне свадьбы случились мелкие разногласия, невеста настаивала на платье с фатой, а жених вовсе не хотел жениться. Моногамные супружеские отношения вскоре Борьке наскучили до икоты, и за глаза свою обожаемую кисульку он называл телкой.
Уже, будучи женатым человеком, он не отличался природной брезгливостью и никогда не упускал возможности вовлечь в интимную близость не слишком морально устойчивых дам, без особых претензий на привлекательность, возраст и семейное положение.
Лариска, осведомленная о похождениях Борькиного папаши, предполагала о генетической предрасположенности к блудливости его сынка, но для решительных действий недоставало фактов. Борька все ее подозрения решительно отвергал: "Какие любовницы при моей зарплате?".
А попался он банально и безоговорочно. Улики были настолько убедительны, что выбраться чистым из грязной лужи не представлялось возможным. Потеряв от безнаказанности бдительность, Борька познакомил любимую жену со специфической инфекцией постельного происхождения, с загадочным названием, ассоциирующимся с именами древнегреческих богинь – хламидия. Он вибрировал и униженно вымаливал прощение, уверяя жену, что, будучи в пьяной невменяемости, чуть ли не силой был вовлечен в греховное непотребство. При этом он напоминал пса на поводке, с виноватым видом справляющего нужду на цветочной клумбе.
В тот раз разрыв не состоялся по житейско-бытовым обстоятельствам: квартира принадлежала свекрови, а уйти Лариске было некуда. На долгое время, пока рубцевались нравственные раны, ее шкодливый спутник жизни был отлучен от нежных супружеских ласк, кроме того, прозвучала угроза наставить ему рогов с каким-нибудь смердящим ничтожеством. Но, как известно, время лечит, оттаяла и Лариска, осмотрительнее стал Борька. Теперь каждый свой левый вояж он тщательно готовил, как опытный разведчик рейд в тыл врага. И в тот раз, когда они с приятелем закадрили двух лялек и планировали поозорничать с ними несколько деньков в гостеприимных домиках Левбердона, продумано было все до мелочей, вплоть до подлинного командировочного удостоверения, выданного родственной душой за бутылку коньяка. Жене он буднично поведал о предстоящей командировке в Воронеж, а в целях экономии и производственной необходимости, будто бы, необходимо было ехать на его "Москвиче". С тем он и отбыл в известном направлении.
Поблудили от души, и возвратился Борька домой усталый, но счастливый; смачно чмокнул жену и завалился спать. Утром за завтраком он, невинно глядя прямо в холодные глаза супруги, щедро с нею делился тщательно заготовленной легендой о поездке и удивился ее невинному вопросу: сколько километров до Воронежа. "Не знаю, – удивился Борька неуместной ее любознательности, – не считал".
"А я считала, - по твоему спидометру выходит ровно десять", – и, презрительно скривив губы, посмотрела на него с таким откровенным отвращением, что в этом взгляде безошибочно читалась ее позиция по поводу целесообразности их дальнейшей совместной жизни.
Но дальше следовали обычные в таких случаях размышления типичной российской жены: если разойтись, то еще неизвестно, чем это для нее обернется. Удастся ли найти другого, и где гарантия, что он не окажется таким распутным кобелем.
Как писал Довлатов: "Каждая русская баба держится за свое г@вн0, в любом случае, - чужое еще хуже".