- Привет, чо делаешь? - Здаров, Лёш, да ничо особо,...
- Привет, чо делаешь?
- Здаров, Лёш, да ничо особо, в телек туплю.
- Пашли к Сане сходим, у него сёдня дома никого. Будет кашу жарить, приглашал.
- Да я поужинал фпринципе…
- Ыыы, пашли, ты такую не ел еще. Давай через полчасика к «Трем Семеркам» подгреб@й.
- Оке.
Черненький шустрый Санёк трудился следователем городского РОВД и жил в двухе с родителями. Батя фрезеровщик, мать закройщица верха обуви. Неженат. Летом Санёк накосил на даче дикой конопли и насушил где-то с полкоробки от телевизора, а теперь суетился на маленькой кухне в свете 60-ватной лампочки без абажура.
Семечки удалены, листья на кофемолке стерты в пыль. Чихаем втроем непрерывно. На сковородку Саня выливает растительное масло, насыпает порошок, и тщательно перемешивая, начинает жарить. Вонь и задымленность достигают таких пределов, что я начинаю нервно поглядывать в окно, с минуты на минуту ожидая увидеть там пожарника на выдвижной лестнице.
Как-то определив готовность черно-зеленой пасты, Санёк нагрузил децл в одноразовый стаканчик и сунул его в холодильник. Пока каша остывала, а кухня проветривалась, я – преподаватель ВУЗа, Лёша – мой студент и приятель, и Санёк усугубили по пивку. Не с пустыми, значит, руками в гости пришли.
Сожрав по две столовых ложки остывшей каши, решили посмотреть кино с Вандамом по видику, в ожидании, так сказать, чудодейственного эффекта. Санёк долго рылся в ящике с видеокассетами, нашел какую-то и, не перематывая, воткнул в видеоплеер с золотыми буковками Funai на панели. Сели, смотрим. На экране пятую минуту ползут титры после первого фильма на кассете, просмотренного кем-то из Саниных домочадцев.
Наконец-то кончились бл.ть. Начинается новое кино, мелькнула заставка киностудии, и поплыли титры второго фильма. Санёк встрепенулся: «А где же пульт? Сидим как лохи, без звука смотрим». Леша, не отрывая взгляда от экрана: «Да нах.я звук? Все ж написано!». Вот тогда у меня впервые шевельнулась мысль, что мы, похоже, не зря того зеленого говна наелись.
А потом мы пошли гулять. Очень необычная прогулка была. Помню, как я стоял у пешеходного перехода и ждал зеленый сигнал светофора, а мимо проезжал автобус. Бесконечно длинный автобус. Уже шестьдесят или семьдесят его окошек проползли мимо меня, и в каждом их стеклянном полотне я видел свое отражение, словно медленный покадровый мультфильм про унылого чувака в бейсболке.
Потом стемнело, и я залип у супермаркета. Магазин был уже закрыт, но в череде огромных окон торгового зала светилась витрина пекарни. Свет от нее падал на асфальт теплым солнечным квадратом, и в нем было так уютно и спокойно. Я заворожено смотрел на ловких хлеболепов, а они изнутри смотрели на меня, стоящего посреди безлюдного тротуара в свете их витрины и думали, что я иб.нутый. В тот момент так, скорее всего и было.
Стало совсем холодно, и кому-то пришла в голову мысль пойти в кинотеатр на какой-нибудь интересный и динамичный фильм. Поэтому мы пришли в городскую филармонию и купили три билета на концерт симфонического, бл.ть, оркестра. Места наши оказались в середине последнего ряда. И когда начался концерт, я уронил на пол номерок из гардероба. Он звякнул и гулко покатился по наклонному полу зала в сторону сцены. Граждане, под креслами которых катился номерок, суетились и пытались его словить. Во всем зале воцарилось оживление и ажиотаж.
Музыканты уныло увертюрили наблюдая со сцены за всем этим движняком, а когда какой-то (лысый хeр) любитель симфоний в первом ряду поймал мой номерок и стал передавать его по рядам назад, то оркестр подсознательно почувствовал, что этот концерт запомнится им навсегда.
Исполняемая мелодия постепенно овладела залом и закружила восторженные души слушателей вихрем чарующих звуков. Я не помню короче, что они играли, но у Ванессы Мэй это называется Storm. Горбоносый юноша наяривал на скрипочке, скачками нагнетая напряжение музыкального ритма и остальные участники ансамбля уже занесли клешни над своими инструментами, чтобы сразу после паузы вдарить веселым расколбасом по нисходящей.
И вот пауза, когда скрипач замер, а зал застыл в тишине и томительном ожидании музыкального шквала, неожиданно вскочил Санёк, стал дико хлопать в ладоши и орать «Браво!!». Решил, что уже конец, и показал всем, как ему тут понравилось. Смычки в руках музыкантов повисли безвольными шнурками. Ансамбль угрюмо оху.вал от воздействия волшебной силы искусства на отмороженного чувака в последнем ряду, а мы с Лёшей усердно делали вид, что этого дебила не знаем. Наркаман бл.ть.
Пришла бабка-билетерша и сказала, что для нас троих концерт уже кончился. Тем более, что похлопали уже, значит можно и уходить. А эти фраера может еще и сыграют. Если смогут, конечно.
Хотя концерт был непродолжительным, но от холода на улице как-то резко попустило и мы решили снова к Саньку заглянуть, навернуть еще по ложечке. Да как-то не сложилось…
Мама у Сани не отличалась кулинарными талантами, и вернувшийся со смены батя с привычным отвращением на.бнул под стакан водяры кашу со сковородки, приняв ее за ужин, а теперь, ссутулившись от кислородных баллонов на спине, сидел голышом в кресле перед телевизором, но в ластах и маске для подводного плавания.
Под стеклом маски по суровому лицу фрезеровщика текли крупные слезы, а в телевизоре все прогрессивное человечество провожало в последний путь исследователя океанских пучин – Кусто…