А начал я курить на первом курсе. Канула в Лету...
А начал я курить на первом курсе. Канула в Лету Первая Любовь и поскольку руки в общественных местах мне занять было нечем, то я схватился за сигарету. За пару лет довел употребление до пачки-полутора в день и продолжал это альтернативное спорту увлечение 14 лет.
И вот, в один прекрасный день, начальство узнало, что к нам едет ревизор из министерства и дальновидно решило все грехи с момента Октябрьской революции повесить на меня. Но поскольку я могу, чисто рефлекторно, что-нибудь в свое оправдание вякнуть, если буду присутствовать, то мне было поручено куда-нибудь зашкериться на недельку. Так я попал в больницу.
Давно назрела необходимость выровнять перегородку в носу, а то приходилось, по пять раз за ночь нафтизином капать и к утру мозг в череп уже не вмещался. Созвонился со знакомым анестезиологом, и он записал на операцию к Светиле. В предбаннике операционной старшая медсестра СС Барбара приказала мне раздеться и выдала белый чехол во всю мою длину, а также два тряпичных мешочка на ноги.
Чтобы зловредные бациллы медленнее размножались и врачей не лишали премий за не к месту сдохших от заражения пациентов, в операционной поддерживается температура градусов в 14-15, а в тамбуре, где я сидел, и того ниже. И когда вибрации организма стали заметны через безразмерный балахон, я пролязгал зубами, чтоб начинали уже, а то я сам щас себе все перегородки выпрямлю и домой пойду.
Барбара равнодушно пожала плечами и повела меня в куб света и кафеля. «Прошу к столу», так сказать…
В операционной царило оживление, и кипела работа. Справа от входа спиной к стене сидела на стуле женщина, укрытая до горла окровавленной простыней. О том, что это женщина можно было догадаться только по ее прическе и рукам, а ее лицо выглядело так, словно в него в упор выстрелили из помпового ружья. Не было, короче, лица. И в середину этой кровавой каши молодой доктор увлеченно стучал долотом, злобно сверкая очками над голубой маской.
«Ага, значит здесь перегородки равняют», обрадовался я, что не ошибся адресом. На первом операционном столе кто-то вздрагивал мозолистыми ногами, а над верхней половиной их владельца сгрудились люди в голубых халатах, их локти быстро двигались, а спины были напряжены. Ощущение холода куда-то ушло, и стало даже жарко, но размышления прервала Барбара, подтолкнув меня прикладом ко второму столу.
Там Светило, понуро опустив плечи, наблюдал, как бригада врачей, глухо матерясь через повязки, пыталась перекинуть со стола на каталку грузное бесчувственное тело, чье место мне предстояло занять.
«Давай, залезай», подскочил ко мне тот самый знакомый анестезиолог.
«Смари, не перепутай тока!», попросил я, вспоминая его рассказ накануне, о том, что наркоз бывает двухкомпонентный: одно вводимое вещество отключает двигательную активность, т.е. человек не может моргать, глотать, говорить, но все прекрасно чувствует, а второе – отключает боль. Бывало так, что по запаре про второй компонент забывали. А как поймешь? Овощ как овощ, чо б не попилить на пятаки?
«Нессы!», успокоил меня товарищ, и я прижался спиной к согретому предыдущей тушкой столу.
Пристегнули руки ноги к столу кожаными ремнями, чтоб значит, не передумал посреди процедуры. Шесть ослепительных фонарей сузили зрачки до острия иглы, что вошла в вену и заставила ощутить, как сидя спиной к бассейну, медленно откидываешься, раскинув руки в густую и теплую нирвану. Но кто-то мерзким голосом стал тут же орать мне туда, в нирвану:
«Как тебя зовут?! КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?!! КАК ТЕБЯ ЗОВУТ!!!»
«ммээ… ннээ…» - доступно пояснил я голосу, куда он должен пойти.
Сеанс окончен. Операция шла чуть больше часа. Окончательно изможденные медики попросили как-нибудь самому перелезть на каталку, а они так и быть, подкинут до палаты.
В палате трясло так, что санитаркам пришлось накрыть меня одеялами, собранными со всего отделения. Часов шесть я мечтал сдохнуть, это принесло бы мне долгожданное облегчение. А на соседней кровати сидел автоэлектрик средних лет и, обрадовавшись подарку судьбы в виде свободных ушей, увлеченно рассказывал все это время, как выставлять зажигание в дизельных двигателях...
Потихоньку оклемался, хотя очевидным минусом, как говорят медики, «существенно ухудшающим качество жизни» был тот факт, что для остановки кровотечения мне натолкали через нос полную голову бинтов и ватных тампонов. А когда все это счастье там присыхало намертво, то нужно было идти в процедурную, вырывать все наружу и заталкивать новые бинты и тампоны. Дышать можно только ртом, да и этого, откровенно говоря, не очень хотелось.
На следующий день в палату напротив заехал Шурик, тот, который с водителем на Ниве ездил по филиалам в креативе «Проверка на дорогах». Подружившись с автоэлектриком на почве футбола, который смотрели на моем маленьком телевизоре они самозабвенно и радостно отмечали новое знакомство, расходясь только под утро. Футбол я терпеть не могу, но их посиделки изрядно скрашивали мой досуг.
Вечером, когда заканчивалось спиртное, а больничка закрывалась на амбарный замок, эти затейники звонили в службу доставки и подъехавшему с бухлом таксисту спускали из окошка сумку с деньгами, закрепленную на связанных ремнях, простынях и удлинителе от телека. «Порыбачив», возвращались к дискуссиям и воспоминаниям молодости. А утром, уборщица, вытирая под кроватью спящего электрика лужу разлившегося ночью апельсинового сока, ворчливо интересовалась: «шож ты сцышься-то, падла, пост же рядом, утку попросить трудно?», и с треском отдирая прилипающие шлепанцы, задумчиво заканчивала экспресс-анализом – «да у тебя еще и сахар в моче…»
Из развлечений там еще были ритуалы, которые местные ассистенты доктора Менгеле цинично называли «процедурами». Сидя в очереди на перевязку я наблюдал в открытую дверь следующие картины:
очередной постоялец этой юдоли скорби с универсальным погонялом «больной» заходил для промывки лобных гайморовых пазух, его укладывали на стол, брызгали анестетиком на лоб и рослая медсестра, вымещая на нем отчаянье за свой провал на кастинге в «Обитель зла III» упиралась ему чуть выше переносицы блестящим сверлом коловорота. «Больной» моргает, медсестричка сверлит череп, тоскливо поглядывая на облетающие с деревьев листочки за окном.
Надо отдать должное – сантиметpaX в двух от кончика сверла приварен хромированный пятак, что бы значит, стол не испортить и в лоб им упереться, когда наружная кость будет пройдена. Затем конструкцией из литровых шприцев в дырочку подавалась под напором вода, и счастливый гражданин приобщался к исцелению, фонтанируя всеми отверстиями своего истерзанного недугом организма.
По окончании сеанса здоровья, медсестра заколачивает больному в голову серебряный гвоздик и смазывает зеленкой, это не позволяет коже затянуть просверленное отверстие и облегчает доступ к очистительной процедуре на следующий день. Гвоздик забивается не до конца, он торчит на полсантиметра где-то, что бы легче было заначку прятать/вытаскивать и когда такое чудо шаркает тебе навстречу по больничному коридору, очень хочется повесить на этот гвоздик какую-нибудь табличку, с номером его телефона, например…
Вобщем, когда я оттуда вышел через недельку, то с удивлением обнаружил - все увиденное меня настолько увлекло, что я совсем забыл про сигареты. Семь дней не курить, шутка ли? Прислушался к организму повнимательнее, понял, что острых позывов к курению не испытываю, да и не стал начинать. Воспользовался, так сказать, оказией и не курю уже 4 года.
А через два месяца после тех событий еще и пить бросил, насовсем. Но это уже другая история.