Не мое ))) Вера Сергеевна имела мужа, дочь, зятя...

Не мое )))
Вера Сергеевна имела мужа, дочь, зятя Серёгу, крутой нрав и нежную страсть к светлому паркету. Поддержание его светлости было любимым времяпрепровождением Веры Сергеевны: каждую неделю, выдавив из тубы изрядную порцию мастики и надев на босу ногу щётку, она принималась нервически этою ногою сучить, доводя паркет до неземного сияния, а ближних до икоты попутным изложением всего того нелицеприятного, что она о них в тот момент – да и в другие, собственно, – думала.
Серёга имел дочь Веры Сергеевны, склонность к злоупотреблению алкоголем, почётную грамоту за активное участие в жизни 7«Б» класса, шило в заднице и пиетет к крутому тёщиному нраву. При этом паркет был ему до фонаря, и вытирать ноги о коврик при входе Серёга уп.pн0 забывал – со всеми вытекающими в непогодные периоды последствиями.
В субботу с утречка Вера Сергеевна прихватила мужа, список, тележку на колёсиках и упорхнула на рынок: дом большой, народу много, и все, главное, каждый день есть просят – прямо как неродные. Приходится порхать.
На хлоп двери проснулся Серёга. Зевнул, потянулся, скоренько отдал супружеский долг, перекатился на спину – и погрузился в творческие раздумья.
– Слышь, – через пару минут спросил он у жены, – тёща где эту прячет, которой пол натирают?
– В туалете, за унитазом, – не подумав спросонья, всхрапнула та.
– Ага, – подтвердил понимание Серёга и полез вон из постели.
Соснув ещё пару часиков и минут сорок повалявшись для бодрости, дочь Веры Сергеевны тоже покинула ложе и отправилась на поиски мужа, который не замедлил обнаружиться сидящим на галошнице в прихожей посреди рабочего перерыва: лохматый, потный и уже слегка злоупотребивший. Рядом под вешалкой спрятались чекушка, стакашок и непонятного назначения зелёная бутыль с тряпичной затычкой, нашаренная за унитазом. На ноге у Серёги, как влитая, сидела щётка, а посреди прихожей красовалось огромное тёмное пятно. Прямо на светлом паркете.
– Мама, – сипло сказала дочь Веры Сергеевны, хотя той не было дома уже часа три. – Мамочка, – как бы надеясь на отклик, позвала она ещё раз. – Кошмар.
– Понимала бы чего! – обиделся Серёга. – Щас перекурю это дело и закатаю под конфетку. Высохнет – ахнете. Бальная зала будет. Как зеркало. – И тяпнул ещё стакашок. Жена умолкла, навалившись плечом на стену. Волосы у неё на голове тихо пошевеливались.
Через полчаса всё было кончено: и чекушка, и прихожая. Жена и дочь догрызала ногти на второй руке. Паркет отливал горьким шоколадом, Серёга – лукавым блеском карих глаз... ну, и время от времени естественной нуждой, каждый раз возвращась к плодам трудов своих и гордо приговаривая: «Ничо, ничо, щас подсохнет». Он жаждал фанфар.
Фанфары звякнули три раза в дверь, ключ повернулся, и вошла радостная Вера Сергеевна с тележкой, мужем и ещё тремя сумками. Узрев трудовой подвиг зятя, она резко вдохнула, сложила губы дудочкой и осела на галошницу, двусмысленно дёргая глазом. Муж Веры Сергеевны крякнул, но устоял. Серёга не понял.
В народе правильно говорят: «Сколько ни упирайся, а конец-то придёт». Да нет, жив Серёга, подумаешь, гипс, – я наоборот говорю, всё чин-чинарём устроилось: Веру Сергеевну отпоили валокординчиком, муж поправил здоровье своим, из загашника, дочери с зятем отдельное жильё сняли. Вот только прихожая... Пришлось накрыть весёленьким половичком. Морилку – её ж фиг отбелишь, даже цикля не берёт.