Минувший день рождения Высоцкого напомнил мне эпизод...
Минувший день рождения Высоцкого напомнил мне эпизод из моей армейской службы.
Ко мне подошел старшина Филипенко, и на нем, как говорится, не было лица.
«Тебя срочно вызывает замполит полка, - объявил он. – Признавайся, что ты опять выкинул?!»
Мне и самому стало нехорошо: меня, обычного салагу-первогодка срочной службы, вызывает замкомандира части! И ничего такого я не натворил, а за коллективную выпивку мы с двумя приятелями уже трое суток на губе отсидели. Тяжелое у меня об этом осталось воспоминание, но то – отдельная песня.
Я пожал плечами и, сопровождаемый хмурым и подозрительным взглядом старшины, погрёб в штаб.
Подполковник встретил меня душевной, проникновенной улыбкой и выдал: «Мы решили, что у нашего полка должна быть собственная строевая песня. Я бы сказал, даже марш».
И опять он на меня как-то так поощрительно глядит.
Ну, я ему: «Хорошая, - говорю, - мысль». И молчу. Тоже на него смотрю, только вопросительно.
«Ну, вот ты этот строевой марш и напиши, - дружески так говорит он. - Сроку тебе – трое суток. Передай своему непосредственному командиру, что на это время я освобождаю тебя от несения службы».
«А почему я!?» - изумился я без меры.
«Ты в музыкальной школе учился?»
Какое-то время я потрясенно молчал, а потом вынужден был кивнуть. Меня, несмышленого еще дитя, родители действительно загнали в музшколу, да к тому же по классу баяна. Не то чтобы я не любил музыку, но баян я ненавидел, а все эти гаммы сводили меня с ума. Мне хотелось играть в футбол, а не торчать в музыкальных классах. Школу я под прессингом родителей закончил, после чего с профессиональной музыкой расстался навсегда, а баян как бы уронил из окна нашей квартиры на четвертом этаже.
Потом я понял, как о моем музыкальном образовании узнали в штабе: я указал это без всякой задней мысли, просто написав правду, в своей анкете.
Тут я стал объяснять замполиту ситуацию: мол, я давно всё это дело забросил и т.п.
«Но ноты ты ведь помнишь?» – вновь ошарашил он меня. И я опять вынужден был кивнуть.
«Тогда в чем проблема? Раз ноты знаешь - музыку написать, плевое дело!»
Я, конечно, был наслышан, что в нашей армии полно дуроломов, но чтобы до такой степени…
И ведь не старшина какой-нибудь с хутора всю эту чушь говорит – замполит, образованный человек, закончивший какую-то там академию.
Возражать, как я быстро уяснил, было бесполезно. А если бы я ему сказал, что к музыке ведь надо еще стихи написать, он бы мне, конечно, ответил, что, раз я учился в школе, то алфавит знаю и т.д.
В гарнизонном клубе мне дали раздолбанную гитару, и я в течение суток пытался на трех известных всем аккордах что-то там сконстролить. Но получался один сплошной, как бы теперь сказали, шансон.
Понял я, что дело дрянь, и, похоже, светит мне в случае невыполнения приказа опять губа, как я уяснил из напутственных слов подполковника.
И тут вспомнил я одну из песен Высоцкого. Дело происходило в семидесятых годах, и Высоцкий имел тогда громадную популярность, но все же далеко не все его песни были широко известны, тем более в армии. Знали в основном хиты, которые исполнялись в кинофильмах, и те, что получили хождение при перезаписывании на магнитофонах. А песня-марш, написанная Высоцким к спектаклю «Павшие и живые», такого статуса не имела. Ее в пьесе должны были исполнять немецкие оккупанты, и там в частности были такие слова, которые меня особенно вдохновили:
«Все впереди, а ныне
За метром метр
Идут по Украине
Солдаты группы «Центр».
Дело в том, что наша часть дислоцировалась именно на Украине…
Я переделал текст и представил свой марш. Все его одобрили, только один парень-москвич ехидно так улыбался, но промолчал. Но я все равно его опасался – противный и кляузный был пацан.
И тут же выяснилось, почему была такая спешка с маршем. Оказывается, намечался строевой смотр, который периодически бывает в войсках, и его приедут принимать большие генералы – командир корпуса и зам. командующего армии. Что со мной было, когда я об этом узнал…
И вот строевой смотр. Сбоку, на возвышении, два генерал-лейтенанта. Мы проходим мимо них и дружно ревем: Все впереди, а ныне, Сапог в сапог, Идет по Украине Наш двадцать первый полк!..
За строевой смотр часть получила оценку «отлично». Мне старшина наградил специальным призом – послал в наряд посыльным. Это действительно было серьезным поощрением – увольнительные нам, молодым солдатам, еще не давали, а посыльный имел право выходить за пределы части. Хохол-старшина, конечно, знал, как я этим правом воспользуюсь. Денег у меня хватило только на чекушку, и той пришлось поделиться с потенциальным кляузником, чтоб меня не заложил.
А вскоре из политотдела армии затребовали ноты и слова нашего строевого марша. Но, к счастью, меня почти сразу же перевели в другую часть.