Ирине Александровне подруга, уезжая в отпуск,...
Ирине Александровне подруга, уезжая в отпуск, подбросила на передержку кошечку – на две недели. Водворение кошечки было обставлено чин по чину – лоток, две миски (еда-вода), когтеточку торжественно доставили вместе с хвостатой хозяйкой. Подруга за чаем подробно проинструктировала Ирину Александровну, что Муся любит, чего не выносит – и отбыла на южный берег Крыма.
Пришедший вечером с работы зять, осмотрев критическим взглядом Мусю, сказал теще: «Какая-то она… дебильная… по-моему…»
Теще бы зятя послушать (он работал врачом-психиатром в институте Сербского, взгляд наметанный), но она отмахнулась и даже немного обиделась – все-таки любимая кошка подруги, и сомнения в ее нормальности как бы бросали тень на подругу, а тем самым – и на саму Ирину Александровну.
А на следующий день дочь с зятем тоже уехали туда же на ЮБК, в Коктебель (время было советское, Турция еще воспринималась как место, от побега в которое бдительные пограничники охраняли отдыхающих на том же ЮБК, включая на ночь прожектор, шаривший всю ночь по пляжу и спугивавший пришедших ночью искупаться и не только).
Ирина Александровна осталась с кошечкой один на один. Муся оказалась капризной – ела с бо-ольшой разборчивостью, и всем видом давала понять, что вообще делает Ирине Александровне большое одолжение, принимая ее услуги. Но все-таки ела. Для отдыха выбрала диван, на котором ночью спала Ирина Александровна, и согнать ее с дивана вечером, когда хозяйка возвращалась с работы, было непросто. Когти предпочитала чесать обо все подряд – в общем, всячески выражала свое неодобрение вынужденному переселению. Но покидать пределы квартиры не собиралась – да и подруга, уезжая, предупредила Ирину Александровну, что Муся – кошка домашняя, и на улицу не пойдет ни за что.
На пятый день Мусиного пребывания в квартире Ирина Александровна, придя с работы домой, ощутила отчетливый запах.
«Вот сволочь! Где-то нагадила!» И тут ее пробил холодный пот – она осознала, что все эти дни ЛОТКОМ Муся не пользовалась – он стоял в ванной и был абсолютно чист. То есть, лужи она делала – демонстративно, в разных местах, их Ирина Александровна вытирала. Но ничего более материально-весомого она в видимых пределах не оставляла. Ирина Александровна обыскала всю квартиру – тщетно! Проверила лоджию, попутно обнаружив под двумя старыми пальто забытый ящик с восьмисотграммовыми банками для консервирования, которые так искала предыдущим летом. Но в остальном – ничего! Выйти из квартиры самостоятельно Муся никак не могла – квартира (стандартная двушка) располагалась на пятнадцатом этаже, лоджию и окна Ирина Александровна запирала, уходя на работу – она очень боялась домушников, несмотря на высокий этаж и то, что красть-то было особенно нечего.
«Где ж она гадит?» - этот вопрос занимал Ирину Александровну еще пять дней. Никакие обыски и попытки проследить за Мусей результатов не дали. Запах усиливался, и достиг уже такой крепости, что окна и дверь на лоджию пришлось держать открытыми круглосуточно. Домушники отошли на второй план. Дошло до того, что сосед из квартиры напротив утром на площадке перед лифтом поинтересовался, не травила ли Ирина Александровна тараканов, и какое средство при этом использовала. Ирина Александровна покраснела и промычала что-то про импортный спрей, привезенный из Сингапура знакомым капитаном дальнего плавания (сама по ходу удивившись своим словам – никаких капитанов, а тем более из Сингапура она отродясь не знала).
Сосед задумчиво покивал.
После этого разговора она стала смотреть в глазок, перед тем, как выходить из квартиры утром.
Когда на десятый день ей уже начало казаться, что к запаху она почти привыкла – из Крыма вернулись дети. Дочь, весело впорхнув в квартиру, повела носом, сморщилась и сказала: «Мам, у тебя все банки с консервами взорвались, что ли? А мы персиков привезли». Нагруженный чемоданами и сумками с фруктами зять устало ввалился в прихожую, сбросил поклажу в угол, открыл стенной шкаф, сунул правую ногу в тапок… и тут тайное стало явным! Оба тапка солидного 45 размера были полны под завязку. Очевидно, слова о своей дебильности Муся восприняла как вызов – и подготовила асимметричный ответ.
Кошку пытались поймать и мать, и дочь. Она выворачивалась, ускользала, забивалась во все мыслимые и немыслимые щели и уголки. Зять категорически отказался участвовать в ловле, заявив, что олигофренно-имбецильных кошек он в руках никогда не держал и не собирается.
В конце концов, Муся была загнана на лоджию, где и схвачена в четыре руки. Удивительным образом она никого не расцарапала и не покусала. Наоборот, после поимки начала жалобно плакать-мяукать… Ирина Александровна сжалилась, и категорически отказалась выставить кошку на помойку, как того требовал зять. К тому же в душе она ощущала легкое злорадство – зятя она слегка робела и не очень любила, он казался ей несколько высокомерным.
Когда через три дня вернувшаяся с отдыха подруга приехала забирать Мусю, Ирина Александровна вручила ей кошку, лотки и когтеточку (последние были заранее и тщательно упакованы) и предложила чаю. Подруга повела носом и сказала: «Да нет, спасибо, я лучше дома» и удалилась.
Через месяц дети сняли квартиру и съехали (на этом настоял зять). А Ирина Александровна… завела кошечку. Назвала… нет, не угадали – Анюткой – у кошки были просто фиалкового цвета глаза.