Расскажу историю, мужик, не поверишь. Правду...
Расскажу историю, мужик, не поверишь. Правду расскажу, а ты слушай. Если смеяться удумаешь, в лоб получишь. А я говорю, слушай, больше некому. Под пиво с воблой. Оказия со мной вышла, ребеночка мне подбросили.
Приехал я жену в роддом встречать, по-людски: букет на клумбе сорвал, рубашку погладил, сам трезвый, как стеклышко. Выходит Нинка моя ненаглядная, за ней медсестра долгожданный сверток несет. Глянул я внутрь – и ужаснулся. Вроде бы не белая горячка, а ребенок мой – черный, как жизнь металлурга. Еще посмотрел – а он, страшно верить, как негр по телеку. Давай я кипеть, возмущаться, нужные слова вспоминать. Жена в слезы, ребенок в крик, медсестра – ни в какую.
- Вы что это, гражданин, ребеночка своего насмерть перепугать удумали?
- Какой же он мой? – матерюсь я, а сам хоть какое сходство пытаюсь разглядеть, - у него нос с горбинкой, а мой орлиный приют всем известен, а глаза, уши, подбородок? Да и черный он, а в нашем роду даже шахтеров сроду не было. Так что, давайте мне другого ребенка, иначе я всю вашу больницу в щепки разнесу.
- Вот еще, давайте, - фыркнула медсестра, - а этого куда прикажете деть?
- Да хоть в Африку, или в музей. Пускай люди смотрят и завидуют, что им такое счастье недоступно. Я по совести жить хочу, как другие люди. Чтобы кругом говорили: вырос Киреев-младший недотепой, как его отец.
- Это же мутация, гены особым образом сошлись. Вот и вышел смуглый ребенок. И вовсе он не негр, а ярко выраженный брюнет.
- Ничего себе брюнет! Вот я Нинке дома задам, по первое число. Забирайте, говорю, чертенка, иначе за силы свои не ручаюсь.
- Отец, держите себя в руках. А если это новый Пушкин родился? Или Ганибал?
- Каннибалов мне в семье только не хватало, - рассвирепел я, - где ваш начальник? Вот я с ним разберусь, как рабочему человеку всяких уродов подсовывать. И в газету напишу, и депутату пожалуюсь. Вы меня еще не знаете.
- Не морочьте одно место, гражданин, разбирайтесь сами, - фыркнула медсестра и вручила ребенка жене.
Тоскливо смотрел я вслед ускользающей от возмездия «сестричке» и понимал, что такое «одно место», как у нее, и втроем не заморочишь. А Нинка стоит, молча глаза трет. Одной рукой. На второй это божье творение повисло.
Делать нечего, повез я их домой. Там, думаю, разгляжу, окончательный вывод сделаю. По дороге три бутылки водки купил, закусить. Бабки во дворе ахнули, мужики закурили, даже таксист напоследок перекрестился. Держись, говорит, мужик, теперь твоя жизнь как черно-белый экран будет. Я тактично промолчал, а ребенка на руки взял, чтобы меньше было пересудов.
Дома сразу телефон отключил, и радио, на всякий случай. Сел за стол и принялся горькой «заливать» рождение первенца. Правда, еще дочь от первого брака имеется, но ведь это же сын! Пускай, черный, зато от Нинки...
Как пил, не помню, только очнулся я на кровати, в трусах, майке и одном носке. Желудок с похмелья крутит, голова гудит, трубы горят. Чертенок в кроватке надрывается, покачать некому. Хоть бы Нинка подошла, успокоила. Жалко мне его, горемыку, стало, принялся утешать и детскую песенку насвистывать.
В далекой, далекой Африке,
Где джунгли густые растут,
Саванны родные цветут,
Там братья такие же ждут.
Увезу тебя к слонам,
Увезу тебя к слонам,
Там ты будешь бить в тамтам,
Забывать про белых мам…
Не знаю, откуда этот пошлый фольклор у меня на языке взялся. Тем более, с похмелья я. Вижу, смолк детеныш, даже заулыбался. Глазам не верю: улыбка-то моя. Сынок! Как я тебя сразу не признал? И губы мои, и подбородок, и даже разрез глаз. Развернул одеяло – п%сюн мой! Такой же темный и сморщенный. Поди, загадка природы: все белые, один он черный. Ничего, мы тебя с матерью выходим, на ноги поставим. Там, гляди, и посветлеешь. Коли нет – не беда, так даже лучше. Для карьеры. Вон, Ханга по телевизору вся черная, и ничего. Или же этот, Робсон, футболист из «Спартака». Пускай бразилец, зато так по нашему шпрехает, Черномырдину не снилось. Теперь нас по ОРТ покажут, Лужков квартиру подарит. Негоже новому Пушкину в коммуналке жить, талант на ссоры с Эльфой Борисовной переводить. Или же алкаш Петрович, чему он мое дитятко выучить может? Мелочь у жены по карманам на попойки воровать? Обязательно в газету напишу, они помогут. Теперь Киреевых все узнают и полюбят. Знай наших!
Пришла Нинка, а я Тараску (так сына окрестил) на руках качаю, колыбельную пою.
Баю, баюшки, баю,
Очень весело в раю,
Только мне тот рай не светит,
У меня чернеют дети.
Эх, раз, жми на газ,
Будут белые не раз,
Только этот лучше всех,
Дарит папе гордый смех…
Нинка чуть в обморок не упала, когда я его черную попку целовал. И что тут такого? Свое, родное. Глянул я на жену и понял, что Тараска на нее смахивает, и, что печально, немного на тещу. Только этот изъян мы обязательно исправим, в будущем. А теперь на ноги ставить надо, в люди выводить. Может, еще на полставки где устроиться? Или чаще халтурить? А что, у меня руки золотые. Когда не пью. Да и у сынки моего тоже, вон какие дули мамке крутит. Эх, счастье в дом привалило!
Нинка у меня совсем молодец. Пока Тараску убаюкивал, за пивом и детским питанием сбегала. Выпил я пивка, с Нинкой сына покормили, после телефон включил. Даже про радио не забыл! А вдруг прилюдно объявят, что у меня новый гений родился, Пушкин-Киреев. Только Каннибалов не надо. Что мы, не люди? Выходим гения!
Вечером мужики с работы прискакали, такое дело обмыть надо. Сперва, конечно, растерялись, после шутить стали.
- Что это ты, Киреев, жену свою не доглядел?
- А с этим бойцом чего думать будешь?
- Дурак ты, перед «этим самым актом» член с мылом полоскать надо!
Но я не в обиде, даже наоборот. Люблю я болтунов этих, а они меня уважают. Сижу за столом, Тараску на руках качаю, а сам закусываю. После очередной. Только на перекуры Нинке передаю. Хотя, малыш надрывается, папку кличет. Мы теперь с ним не разлей вода. Только малыш обгадился, как бригадир Михалыч четко сказал: «Вылитый Киреев! Такой же г0внистый». В общем, я счастлив и пьян…
Шутим, песни сердечные орем. Пускай все знают, что власть в доме переменилась. Тараска им всем задаст, всех уважать заставит. Тогда соседи скажут: «Какой Киреев-младший молодец, весь в отца пошел». Мы его наставим на путь истинный, а мужики помогут. Такие мы, русские, последнюю рубаху снимем и запеленаем. Пускай, смуглый такой, не ведь не негр, а нормальный шатен. Всему виной мутация, гены сошлись. Хотя, правильно сошлись, на радость мне и моей Нинке. Она у меня обязательно молодец…
Время весело бежит,
Папа сыном дорожит,
Будет он всегда крутой,
Смуглолицый мой герой…
Автор: Владислав Вотинцев