Затеял как-то Змей полон городить. Наворотил камней...
Затеял как-то Змей полон городить. Наворотил камней гору, чтоб было куда полон тот сгонять, глиной щели подмазал, чтоб не простудились полоняне, вокруг ёлок погуще повтыкал да крапивы нарастил, чтоб сбежать не пытались. Потом денёк-другой отдохнул и подался по окрестным деревням девок в полон собирать.
Слухи поползли по русской земле: мол завёлся лютый змей-ворог, и ничем от него, супостата, не откупишься, окромя самой красивой девки, и, как назло, никакого витязя не то, чтобы на коне, а и на печи не видать.
Тут крестьяне оживились, стали девок в кучи сгонять, конкурсы красоты проводить.
«Эта, - кричат, - самая-самая! Вон у ней и грудь колесом, и глаза на выкате, а сама такая белая да мягкая, идёт – точно лебедь плывёт».
«Нет, - отзываются с другого края села, - наша дородней будет, да и коса у ней подлиньше».
«А мы что, рыжие, - с выселок раздаётся, - наша девка и собой хороша, а уж какие пироги печёт – от одного духа сытость наступает».
Те мужики, у которых семейная жизнь не заладилась, жён своих расхваливают: «Суеверие, - говорят, - это всё, что змеям только девки нужны. Баба, она завсегда и в обращении сподручнее, и в хозяйстве гожа».
Замечены были случаи, когда в число девок, как бы ненароком, местные грамотеи тёщ своих приписывали.
В общем, не жизнь настала у Змея, а малина. Знай себе налётывай на деревни да сгоняй полон в пещеру.
Только никак не поймёт он, зачем этот полон нужен. Старые змеи далёко – спросить некого. А девки в полоне погрустили-погрустили, поплакали-поплакали, да и принялись на змея пенять.
- Ты почто нас, змеюшка, от отца-матери отнял, и какую-такую лютую долю нам готовишь? Уж нас ли не лелеяли, не холили. Уж мы ли на молоке не выросли, нас ли пирогами да мёдом не выкормили, а каков он, чёрный хлеб, и на погляд не знаем. – Врут всё больше, конечно. Как затеются друг перед дружкой хвастать, сарафанами да шубками похваляться, такой шум поднимут, что у Змея средняя голова гудит, а две боковые инда раскалываются.
Может, так и погинул бы он бесславной смертью, если б не сжалилась над ним баба-яга. Пришла как-то, села в стороне, девьи перебранки послушала да и говорит:
- А есть-то ты их не собираешься, что ли?
- Так на что они мне? Малины вдосталь, черники всякой, морошки опять же.
- Ну так отпусти.
- Не солидно. Обидно – зачем тогда огород городил?
- Ну, тогда ты так поступи. – и нашептала ему в три уха.
Наутро утихомирил кое-как змей полон свой и объявил:
- Так оно, значит, вот что. Проголодался я. Сходите-ка вы, девки, по лесу прогуляйтесь, свежим воздухом напоследок подышите, спелых ягод поешьте, для скусу, значит, а на вечерней заре возвращайтесь: я пировать буду.
Свернул пару елей в сторону, крапиву лапой примял, и проход для девок соорудил. Те рванули, только босые пятки и мелькают в воздухе. Ни одна к вечерней заре не вернулась.
А Змей, полон свой по камешку разбирая, думал: «Какие всё-таки у нас девки в русской земле – и красивые, и смекалистые. Должно быть, от того, что мы, змеи, девок не едим почём зря, как драконы энти заморские. А то ещё в Египтах видал: возьмут какую, скрутят, да крокодилам и швыряют. Одно слово, дикари. Не понимают: коли она красавица, так у неё и детушки хороши будут».
Не знал Змей, что это естественный отбор называется. Не учён был, так, своими умами до всего доходил.