Рассказал(а):

anaver

Лет тридцать назад, на одной уютной, попахивающей...

Лет тридцать назад, на одной уютной, попахивающей средневековым Парижем помойке жил-был кот по имени Напополам. Попа и задние лапы у него были белые, а морда и лапы передние – черные. Потому, собственно, и Напополам. Имел он постоянное несварение желудка, оборванное ухо, а также заветную мечту – взять, да в один прекрасный вновь день стать одноцветным. Желательно, конечно, черным, как его героический дед, погибший от рук суеверных крестьян в 1965 под Калугой. Но, хр#н с ним, можно и белым, как прапрабабка, чья шкура, наверное, до сих пор согревает во льдах маленького эвенка Комкоуля. А лучше всего рыжим, как в детстве… Главное, чтоб однородно все было. А то от этой своей дуальности он столько бед уже натерпелся, что впору давно поперхнуться комком шерсти и предстать перед кошачьим Богом.
Сегодня он с трудом помнил те счастливые времена, когда звался Кнопкой, был маленьким, рыжим, толстым и жил на муниципальном рынке. В те сытные и беззаботные времена юный тогда еще не Напополам ел только рыбу, брезговал мясом и позволял себе недопивать молоко. А один раз даже получилось поваляться на большом прохладном бруске масла…
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается проверкой санэпидстанции. В один прекрасный день люди в белых халатах поверх мятых костюмов и презрением к торгашам в глазах поверх очков, взяли, да и опечатали все рыночные палатки и павильоны. Вначале, обрадованный Кнопка вместе с другими котами хозяйски бродил среди пустынных лабиринтов рынка, метил территорию и радовался отсутствию людей. Но, как оказалось, вместе с людьми пропала и еда, которую раньше столь щедро швыряли на пыльный асфальт все участники товарно-рыночных отношений, при виде милого пушистого котенка.
Чуточку попостившись, Кнопка вместе с другим котом - бывалым рыночным аборигеном по кличке Сало, пробрались в один из опечатанных павильонов, и вдоволь наелся в темноте чего-то вязкого, пористого, похожего на соленый зефир. Сало сдох здесь же, а вот Кнопке повезло – он пришел в себя спустя день где-то в совершенно незнакомом месте. Одно ухо было оборвано, шерсть полностью выпала, стали проступать ребра, а во рту все никак не проходил приторный привкус колбасы «Телячий хвост». Он думал, что это и есть конец – привкус «Телячей» во рту, но отлежавшись, заметил, что хуже не становится, а шерсть начинает отрастать вновь. Правда, как-то странно… Так он стал Напополамом.
После этой истории он люто ненавидел людей в очках – бросался на них с веток деревьев, и зубами выкручивал ниппеля у красно-белых машин с мигалками, из которых постоянно сыпали люди в белых халатах. Он мстил тем, кто лишил его сытого детства.
Но лютая вселенская несправедливость не оставила его в покое и после этого. Новая расцветка оказалась пострашнее перманентного голода – ухоженные домашние белые коты считали его грязным полукровкой, уличные же черные коты брезгливо морщились при его виде, и иначе как белож@пым не называли. А собаки, со своим ущербным зрением, казалось, вообще никого кроме Напополама и не видят. Пепельных и пятнистых котов он сам имел ввиду, считая дружбу с ними ниже своего объемного кошачьего достоинства.
Так он и жил в стоическом голодном одиночестве и постоянном стpaXе, до тех пор, пока однажды, в 12.15, из подъезда №2 по ул.Сухого не вышла блестящая лысина в белом халате и очках. Лысина была доктором наук, спешила в свой «почтовый ящик», и, вместо того, чтобы смотреть по сторонам, мысленно бомбардировала протоны ионами, предварительно ускоряя последние высоковольтной установкой с трансформатором. Дремавший на ветке Напополам моментально воспользовался ситуацией и, глубоко вдохнув, сиганул прямо в центр блестящей, во всех смыслах, докторской головы.
Ничего не понимающий ученый испуганно дернулся, схватился за голову, пытаясь содрать с нее что-то живое, шипящее и юркое, сделал шаг назад, и, зацепившись ногой за ногу, рухнул прямо на асфальт, смертельно и окончательно ударившись макушкой об оградку лелеемого старушками палисадника. А наконец-то отмщенный Напополам довольно шыкнул на поверженного врага, задрал хвост и навсегда удалился из этой истории, унося с собой свою черно-белую дхарму.
Он так никогда и не узнал, что совершая свою санэпидемиологическую вендетту, походя отбросил на десяток лет весь большой, но тесный Советский Союз, в освоение технологии «Стелс».