Эпоха застоя в стране советов. Глухая деревня в...
Эпоха застоя в стране советов. Глухая деревня в сибирской тайге. Серые хаты-пятистенки в два ряда; посредине дорога - невысыхающие развалы густой грязи, засасывающие все, что шевелится; гуляющие там и сям полудикие свиньи; болота сумасшедшей красоты, просто засыпанные клюквой (ее не собирали, а "грабили" - сгреб@ли в мешки деревянными ковшами с зубьями - грабилками); соболя и белки; неистребимый гнус; кедровые орехи мешками и т.д. и т.п.
Молоденький недавно приехавший из райцентра участковый допрашивал двух задержанных. Один из них - здоровый такой мужик в заблеванной праздничной рубахе - орал, что сосед по пьяни гонял его на тракторе по всей деревне, пытаясь задавить, и врезался в столб. Второй - щуплый, плешивый, сильно невысокий дедок с небритой седой щетиной - тихо оправдывался, что, мол, ехал на тpaXтуре домой (выпимши немного, не без того - дык холодат уже по вечеру-то!), а ентот бугай как перся навстречу пьяный без ума, так и стал под колеса кидаться, вот, чтоб смертоубийсва не наделать, и пришлось вывернуть, а там столб, а тpaXтур-то колхозный, убытку-то, убытку...
Милиционер потел и переживал, как мальчик перед Дедом Морозом, поскольку либо уголовно дело, раскрытое по свежим следам, и перевод из этой дыры с повышением, либо позор на весь район из-за местной пьяни и поклеп на фронтовика-героя Великой Отечественной.
За дверью тихо плакали четыре дочери дедка: учительница местной школы, фельдшерица, доярка (она же мать-героиня) и учащаяся ПТУ на каникулах - ногастая деваха с модной городской стрижкой.
Председатель колхоза по телефону тяжело помолчал и осторожно напомнил, как обманчиво восприятие мира у пьяных, тем более, что недодавленный во хмелю буен и неоднократно был сажен на пятнадцать суток за хулиганские выходки. Словом, взвесив все хорошенько, участковый злобно порвал протокол и, сделав административное внушение, выпнул обоих задержанных на фиг. Мужик, плюясь и кроя отборным матом всю Расею-матушку пошел восвояси, а дедок, сурово оглядев зареванных дочерей, надел трепаный картуз и расцвел вдруг такой радостной беззубой улыбкой, что старшая испуганно спросила:
- Батя, ты чего?
Дед счастливо вздохнул и доверчиво поделился:
- Ой, доча! Как он от меня убегал!
И дочери хором зарыдали в голос... Они-то помнили, как на позапрошлых святках батя, повздорив с кем-то, босой и пьяный со свистом носился по мгновенно опустевшей заснеженной деревне, профилактически постукивая со всего маху оглоблей по углам домов, и орал "затаилися, с*ки!"