В отличие от большинства эмигрантов, я уезжал еще из...
В отличие от большинства эмигрантов, я уезжал еще из Советского Союза. Советский Союз был, как известно, лучшей страной в мире, поэтому возможность эмиграции там законом не была предусмотрена вообще. Ну кто, в самом деле, будет эмигрировать из рая? Оставалась одна небольшая дырочка, через которую утекали десятки тысяч людей: когда-то СССР неосторожно подписал конвенцию, по которой евреям разрешалось воссоединяться с родственниками в Израиле. Израиль тут же наладил промышленное производство приглашений от несуществующих родственников и процесс пошел. Уезжающие лишались гражданства, за что полагалось заплатить по 200 рублей с носа (полторы моих зарплаты). Квартиру надо было сдать государству в идеальном состоянии, поэтому нам пришлось дать взятку технику из ЖЭКа, чтобы квартиру в центре Ленинграда согласились у нас принять. (Незадолго до этого мы действительно делали ремонт, так что придираться было не к чему, но кого это волнует).
К концу процесса я должен был сдать серпастый и молоткастый, лишившись тем самым всех гражданских прав. Потеря, конечно, небольшая, но на случай каких-нибудь проблем я оформил доверенность на друга Сашу, чтобы он мог в случае необходимости выступать от моего имени.
Проблем не возникло. Саша не хотел уезжать. Помню, я позвонил ему из Вены и предложил оформить вызов. Саша ответил: "Спасибо, но туалетной бумагой я уже запасся" (к слову, туалетная бумага была в Союзе страшным дефицитом, так что он скорее всего врал). Но плыть против течения трудно.
Когда через 10 лет, по его собственному признанию, в телефонной книжке не осталось почти никого, Саше тоже пришлось задуматься.
Мы встречали его в кливлендском аэропорту, переодевшись пионерками. По задумке Жени, мы должны были у трапа преподнести огайский аналог хлеб@ с солью: кукурузу с кетчупом.
Естественно, самолет опоздал на три часа, и аэропортовская публика долго с изумлением наблюдала двух мужиков в синих юбках, белых блузках и красных галстуках.
Мой дом украсился приветственными плакатами, из которых любимый - тот, что мы повесили на дверь: "мы гостям хорошим рады, смело в дверь входите. Вытирайте ноги, гады, чистоту блюдите" (Шефнер).
Приехали из аэропорта поздно вечером, успели только быстро выпить и завалились спать.
На следующее утро Саша внимательно осмотрел мой недавно купленный дом, вздохнул и сказал: "Не очень, конечно, но на первое время мне подойдет." И вынул из кармана слегка пожелтевшую и надорванную на сгибах бумагу, в которой было написано: "Я, ***, даю полное право Александру Б. распоряжаться по его усмотрению всем моим имуществом, где бы оно ни находилось и в чем бы ни заключалось."
Подпись.
Печать нотариуса.