По правде говоря, студентом я был так себе, и если...
По правде говоря, студентом я был так себе, и если кто-то назвал бы меня нерадивым лентяем или еще каким определением похлеще, то он несильно бы и ошибся. Но так было не с самого начала моего обучения.
На первом курсе я являлся образцом для подражания (за что был, естественно, всеми ненавидим). Все диаметрально изменилось после экзамена по диалектическому материализму – диамату. Именно там учат диалектику по Гегелю. Мне, конечно, мало кто поверит, но предмет этот я особенно любил. Назубок знал биографию Гегеля и все его труды в переводах. Многое мне было известно о философе далеко за пределами предмета.
Диамат, впрочем, Гегелем не исчерпывается, но подумать только – вытаскиваю на экзамене билет именно о нем, любимом! По раскладу, в комнате экзаменатора мне досталась последняя парта и отвечать из первого захода мне выпало последним. Билет я знал назубок, времени у меня вагон, но мне хотелось ответить с особым шиком. Составил план ответа и, чтобы не дай бог не сбиться, стал записывать этот свой ответ, больше похожий на монографию, весь на бумагу. И, когда я закончил свой опус, как раз и подошла моя очередь.
Экзаменатором был профессор Корчагин – звезда не только факультета, но и всего института. Он был известен, помимо всего прочего, оригинальностью мышления и непредсказуемостью поведения.
И вот сажусь я перед ним и, не отрываясь от своих записей, дабы не сбиться, закатываю целую лекцию об Абсолютном Духе и его национальных проявлениях, ну и все в том же роде, и заканчиваю знаменитой фразой Гегеля: «Все действительное – разумно».
Профессор долго, молча и брезгливо смотрел на меня, как на полудохлого таракана. И наконец молвил: «Ну а теперь выкладывайте свои шпаргалки».
Я просто онемел, онемел в буквальном смысле.
А он: «Я два раза не повторяю. Вам неуд».
А когда я, уходя, попытался наконец что-то пролепетать, профессор, под гомерический хохот злорадных однокурсников, выдал: «Не надо лишних слов: все действительное - действительно разумно».